Больше воздуха и цвета

29 апреля 2016, 10:23

  Глубина перспективы, воздушная наполненность, пространственные объёмы — всего этого вряд ли ждут от графики как жанра изобразительного искусства. Это же вам не живопись с её светотенями, пропорциями и прочими сфумато. Конечно, разделение художников на графиков и живописцев не может быть строгим, всякий волен становиться то тем, то другим. Что, в общем-то, нередко и происходит. Вот и предпоследняя выставка члена Союза художников России Наиля Гайнановича Вагапова, которого все знают как графика, вдруг получила название «Живопись».

bolshe vozduha i tsveta 1

  Эта выставка была в Уфе в марте, а последняя по времени, открывшаяся 16 апреля, ещё доступна зрителям в родном Стерлитамаке – в картинной галерее по улице Коммунистической, 84. И здесь представлены те же (в большем объёме, нежели в Уфе) работы, перетекающие из графики в живопись, если принять за основную их характеристику наличие или отсутствие цвета и использование красок. Специалисты заинтересованно спрашивали автора, почему он перешёл к акрилу, автор отвечал, что просто у него акрила много. Отшучивался, конечно. Авторам, как я поняла, такие вопросы задавать нет смысла. Они творят, а объясняют сотворённое пусть другие люди.

  Несколько отвлекаясь от нашей темы, можно отметить кстати, что современная живопись сама нередко движется навстречу графике — оконтуренностью изображения, локальным цветом, отказом от перспективы.

  Говоря о последних работах Вагапова, мне хотелось бы упомянуть об их наполненности воздухом. Я не видела у него этого раньше. Может быть, оно было, я не видела. Впервые обратила внимание на неожиданный 3D-эффект, который проявился в одном из листов, представленных на выставке «Вперёд, в прошлое» в краеведческом музее летом 2014 года. И сейчас, пройдя по залам картинной галереи, отчётливо увидела, что воздушного пространства в его по-прежнему преимущественно абстрактных работах стало больше. А поговорив об этом с автором, поняла, что он не прилагал к этому каких-либо особых усилий. Воздух сам вошёл в его работы и обосновался там.

  Работает Вагапов, как правило, сериями – мысль оформляется в изображение не враз, складывается из элементов, дополняется, варьируется, иногда вроде бы законченный лист требует продолжения работы над ним, возникает своеобразный диалог творца с творением. Как он понимает, что всё – закончил? А никак. Бывает, что работа не заканчивается. Лежит себе, дожидается. Как рождённый ребёнок, который должен подрасти, прежде чем явиться городу и миру.

  Те, кто видел не только последние его работы, а имел возможность следить за его творчеством продолжительное время, как соратники по Ассоциации художников Юга Башкирии или авторитетнейший в нашей республике искусствовед и эксперт по художественным ценностям Ирина Оськина, заинтересованно отмечают привнесение в его работы фигуративности, говорят, что с возрастом Наиль становится лиричнее. Он соглашается – да, то, что прежде трансформировалось в символы и знаки, предстаёт в своей презентативной реальности. Узнаваемые пейзажи находят отклик у зрителей. Нередко можно услышать: «Очень похоже», «Это наше», «Я тоже это видел», «Я там был». И автор тоже там был. На сплаве по Белой, в сельской глубинке, на бурятском празднике, на калифорнийских водопадах, на осенних промозглых улицах Стерлитамака, на строительстве Юмагузинского водохранилища, в пещере Шульган-Таш… Всё это и многое другое – на его листах.

  Дизайн – его основная профессия, и дизайном он много и достаточно плодотворно занимался, но ему удалось избежать погружения исключительно в сферу прикладного искусства, отойти в сторону, приподняться над ним. При этом годы учёбы в Свердловском архитектурном институте он благодарно вспоминает как самое счастливое время своей жизни, до краёв наполненное работой, творчеством, дружбой и любовью.

  До института тоже была целая жизнь. Школа (рисовал на всех уроках), армия, потом завод. В ремонтно-механическом цехе «Соды» работал художником-оформителем, числился слесарем шестого разряда. Ходил в студию, организованную для взрослых при детской художественной школе. Там преподавали Алимет Мирзоевич Сафаралиев и Алексей Семёнович Гребнев. Студийцы с упоением и без устали занимались по вечерам после длинного трудового дня, в выходные выбирались на этюды в Карасёвку. Именно у Алимета Мирзоевича Наиль впервые увидел книгу об офорте, взял почитать и увлёкся, считайте, на всю жизнь. Смеясь, вспоминает, как обнаружил в отходах заводской лаборатории металла отработанные цинковые пластины и начал делать на них первые свои опыты по печатной графике. Параллельно учился в заочном народном университете искусств имени Крупской. А потом возник счастливый случай. Слесаря-художника отправили на рабфак Свердловского архитектурного института как заводского стипендиата. Это было и продолжением пути, и одновременно крутым его поворотом.

  Тогдашний Свердловск, как и нынешний Екатеринбург, был культурным городом, где рабфаковец, а потом студент Вагапов вполне пришёлся ко двору. Помимо так ценившегося в советское время рабочего стажа, у него имелся солидный опыт выставочной деятельности. К моменту своего студенчества он уже был участником 24 выставок – больших и маленьких. В первый же год учёбы состоялась его персональная выставка в уральском городе Ирбите. Вагапов стал постоянным участником всероссийских выставок молодых художников. Одна такая большая выставка, организованная в Свердловске, а затем проследовавшая в Уфу, Челябинск, Оренбург, познакомила его с коллегами по творческому цеху Анваром Терегуловым, Раисом Гаитовым, Файзрахманом Исмагиловым. Свердловск одарил Наиля Вагапова знакомством с одним из крупнейших графиков Советского Союза Виталием Михайловичем Воловичем, он иллюстрировал «Слово о полку Игореве», Шекспира, «Роман о Тристане и Изольде». Наиль Гайнанович гордится тем, что именно Волович дал ему рекомендацию для вступления в Союз художников СССР. И ещё одна крупная неординарная личность оказала на него формирующее влияние уже в Башкирии – заслуженный художник РФ и просто гениальный график Камиль Губаевич Губайдуллин. Конечно же, Вагапов никак ему не подражал. У него совершенно иной стиль. Влияние Губайдуллина он описывает словами: «Он видел мои работы». Когда значимый для тебя человек видит твои работы, ты тоже видишь их его глазами – и этого уже достаточно. Уже очень много. Это ощущение знакомо всем, кому есть что показать людям.

  В Стерлитамак Наиль Гайнанович вернулся в 1991 году – мы все уже жили в другой стране. В этот же год у Вагапова состоялась первая персональная выставка офорта в краеведческом музее. И сразу же началось то, что я, используя, конечно же, устаревший термин, называю культуртрегерством в его прямом значении – распространение культуры…

  Он делал выставки не только свои, вовлекал других. Это были художники Урала, Башкирии, Стерлитамака, городской детской художественной школы, где он преподавал. Для многих организовать выставку непросто. Кому организаторских способностей не хватает, кому связей, кому денег, а кому скромность мешает, та самая, что красит человека в серый цвет. Для Вагапова организация выставок была естественным процессом. Он умел это делать без суеты и пафоса, и у него получалось. У нас ещё не было выставочного зала, выставки размещались в музее, во дворцах культуры. Главное, были наработанные связи, нередко выливавшиеся в дружбу на всю жизнь. Так произошло с Сильвией Клендинст из Баффало, дружба с которой продолжается более четверти века, с американцами Олегом Свиридовым и Марком Родригесом. Помните, Марк приезжал в Стерлитамак со своей выставкой в тот злополучный сентябрь, чьё 11 число никогда не будет забыто цивилизованным миром. Бруно Поллаччи из города Пизы сам у нас не был, зато были выставки – его собственная персональная и других итальянцев. Настоящим чудом я считаю то, что получились обменные детские выставки. Работы наших детей были показаны в Америке и получили там заслуженно высокую оценку, а работы американских учащихся посмотрели стерлитамакцы, и это, думается, мощно сработало на избавление от комплекса провинциализма. Благодаря подвижничеству Вагапова, работы наших земляков были показаны в разных странах, чего без него точно не случилось бы. Спрашиваю, говорят ли ему сейчас за это спасибо. «Говорят, – отвечает он. – А некоторые не говорят». Не за спасибо работал, за идею. Чтобы слово Стерлитамак знакомо звучало на разных языках. Чтобы вписалось в контекст мировой культуры.

  Задаю традиционный вопрос о том, какое место в нашем городе более всего греет его душу. Ашкадарские берега выше висячего моста, отвечает Наиль Гайнанович. И начинает ностальгировать, как говорится, по босоногому детству, когда с приятелями были обследованы все прилегающие берега – и Ашкадара, и Стерли, и Белой. Вспоминаются паводки и рыбалки, купание и спасение утопающих. А за этим – и весь Стерлитамак полувековой давности, гораздо меньший, нежели в наши дни, поля и луга были там, где сейчас стоят многоэтажки. Имеет право вспоминать – видел и жил. Художнику исполнилось 60. Пожелаем ему здоровья.

Источник: srgazeta.ru